Формы предшествования грамматическому настоящему моменту (прошедшие времена)

В современном кумыкском языке представлены следующие временные формы, в семантической сущности которых обобщено предшествование действия настоящему моменту.

Прошедшее категорическое время с формообразовательным показателем -ды и личными аффиксами 2-го типа имеет своим значением простое указание на предшествование действия настоящему моменту (Гузев 1990, 72; Грунина 1976, 12-26; Кузнецов 1981, 3-14). Мнение некоторых кумыковедов (И.А.Керимов, Шахманова-Гарданова) о том, что данная временная форма образуется при помощи аффикса -д, является ошибочным (Керимов: 1967, 18; Шахманова-Гарданова, 104).

В большинстве тюркских языков, в том числе и кумыкском, главным в семантическом потенциале рассматриваемой формы признается констатация совершившегося ко времени речи действия, в достоверности которого говорящий не сомневается (Гр.аз.яз., 123; Гуломов, 24; Гр.туркм.яз., 258; Кононов 1956, 231; Совр.татар.яз., 139; Покровская, 195 и др.).

Действие, обозначенное формой -ды, по-разному может быть удалено от грамматического момента речи: ею передаются как действия, совершившиеся в отдаленном прошлом, так и действия, происшедшие непосредственно в момент речи (Гаджиахмедов 1981, 39-41).

Выражение динамики действия является одним из тех специфических особенностей, определяющих функциональную сущность прошедшего категорического времени (Гр.алт.яз., 232-237; Насилов 1963, 5; Иванов 1977, 63; Грунина 1975, 19 и др.).

В редких случаях транспозиции в сферу будущего рассматриваемая форма выражает уверенность, убежденность говорящего в реализации совершаемого действия в ближайшем будущем. Бириси йыртылды яда тас болду – битди ишинг (Ибрагьимов) "Если хотя бы один порвется или потеряется – твое дело кончено". Данное значение в семантическом потенциале формы -ды отмечают исследователи узбекского (Гуломов, 24; Абдулаева, 17), карачаево-балкарского (Уруспиев, 141), татарского (Совр.татар.яз., 222), якутского (Коркина, 75), азербайджанского (Велиев, 13), тувинского (Монгуш, 167) и некоторых других тюркских языков.

Прошедшее перфективное время образуется посредством показателя -гъан. Формоизменение осуществляется личными аффиксами 1-го типа. Весьма удачно темпоральную сущность перфекта охарактеризовал С. Н. Иванов: "…всё действие отнесено в прошлое и обозревается с позиций настоящего, по отношению к которому оно и не может быть незавершенным" (Иванов 1959, 25). Гьали уьчюнчю курсгъа чыкъгъан (Ш. Альбериев) "Сейчас он перешел на третий курс". Терезелени шишалары сынгъан (М. Ягьияев) "Разбиты стекла окон".

Данную форму И.А.Керимов называет прошедшим результативным (Керимов 1967, 19). Несмотря на то, что такое мнение является не единственным в тюркологии, данная семема представляется иррелевантным в семантической сущности этой формы и должна истолковываться как часто передаваемая узуальная семема. Однако столь же успешно перфект способен передавать и такие действия в прошлом, в связь с которыми не могут быть поставлены ни какое-либо состояние, ни какой-либо результат. Например: Господин офицер, мен полкгъа янгы гелгенмен (Р.Расулов) "Господин офицер, я только что прибыл в полк". Айлананы тангны алдындагъы шыплыкъ къуршагъан (И. Керимов) "Окрестности окружила предутренняя тишина".

В некоторых тюркских языках в качестве форм перфекта употребляется несколько морфологических показателей. Например, в татарском, каракалпакском, ногайском, тувинском, узбекском, уйгурском, шорском, киргизском, алтайском, туркменском, хакасском и некоторых других языках употребляются формы -ып и -ган или ып и -мыш, благодаря чему образуются синонимичные формы (Кормушин 1984, 40). В других тюркских языках, в том числе и в кумыкском, выступает какая-либо одна форма. В кайтакском диалекте форма -гъан употребляется редко, ее заменяет форма прошедшего времени на -ип (Керимов 1967, 20). Интересным представляется форма третьего лица -ипди. Данная форма имеет место и в других тюркских языках, например, в соседнем карачаево-балкарском языке. По-разному определяют функционально-семантическую природу данной формы специалисты карачаево-балкарского языка (см.: Алиев 1968, 106; Ахматов 1968, 106). Х.С.Джанибеков и А.А.Чеченов более убедительным считают семантическую интерпретацию данной формы как "статистического результата предшествующего действия" (Джанибеков, Чеченов 1987, 87). Это определение полностью охватывает функционально-семантическую сущность -ипди в кумыкском языке.

Формы длительного (или многократного) аспекта образуются при помощи вспомогательного глагола тур-. Рассмотрим эти формы.

Форма -ып турду- выражает достоверное продолжительное действие, которое происходило почти беспрерывно или повторялось кратковременными перерывами. Хыйлы заман, терезеден айрылмай, къарап турду (Расулов) "Он долго смотрел, не отходя от окна".

Форма -а турду- в семантическом плане очень близка к форме -ып турду-, и трудно установить дифференциальные семемы в их семантических объемах. Как нам кажется, в отличие от предыдущей формы времени данной форме больше свойствен оттенок кратности действия. Ср.: къарап турду "смотрел (не отрываясь)" и къарай турду "смотрел (время от времени)".

Для выражения длительного перфективного времени используются также две сложновербальные формы: -ып тургъан и -а тургъан. Выявить дифференциальные семы в семантических структурах этих временных форм также трудно. Тем не менее, на наш взгляд, дифференциальным признаком анализируемых форм является сема "кратность (прерывность) – длительность (непрерывность)", которая проявляется не во всех контекстуально-ситуативных условиях. Ср.: "Сен де магъа гьакъылсыз эшекге йимик къарап тургъансан", – деди къатыны (Хангишиев) "Его жена сказала: "И ты на меня смотрел, как на глупого осла". Тек оланы адамлар даим де алышдыра тургъан (М. Хангишиев) "Однако люди их все время меняли".