Винительный падеж

Этот падеж выступает как морфологическое средство указания на то, что предмет, называемый исходной основой, воспринимается автором высказывания как объект прямого непосредственного воздействия. Рашит шо ерде агъасы Атайны ойлады (М. Ягьияев) "Рашит в это время вспомнил своего старшего брата Атая". Инанып битмей, Заур бу кагъызны уьч керен охуду (Ш. Альбериев) "Не веря, Заур три раза прочитал это письмо".

Значение винительного падежа предстает как образ, в котором отражены, обобщены и закреплены такие взаимоотношения предметов и действий, при которых действие прямо и непосредственно распространяется на предмет, наиболее полно затрагивает его. Это содержание винительного падежа совпадает в значительной мере с глагольным значением переходности. Оба эти значения включают одно и то же оязыковленное представление о взаимодействии предметов и действий, что обусловливает функциональное взаимодействие переходных глаголов с формой винительного падежа в речи и делает падеж экспликатором глагольного значения переходности (Гузев 1987, 81).

Винительный падеж может управляться и субстантивированными глагольными формами. Атасын оьлтюргенни уланы унутмас (Пословица) "Сын не забывает того, кто убил отца". Шагьарда биринчилей болгъанымны бир де унутмайман (И. Ибрагьимов) "Я никогда не забываю день, когда я первый раз был в городе".

В памятниках древнетюркской письменности, а также в некоторых современных тюркских языках, винительный падеж употребляется "вместо пространственно-локальных в случае, когда пространство становится прямым объектом глагола" (Гаджиева, 129). Ср. аз. Биз экинчи сехи кезирик "Мы ходили по второму цеху"; тур. Butun Avrupaya dolastim "Я обошел всю Европу"; др.-тюрк. Барсукны кышлар арди "Зимовал он в Барсуке" (Кононов 1958, 131; Гаджиева, 129).

Винительный в кумыкском языке в пространственно-локальном значении не используется.

Винительный падеж, наряду с основным падежом, является формой прямого дополнения. В отличие от основного падежа, используемого только в позиции прилегающего дополнения, винительный падеж употребляется как в прилегающей, так и в отстоящей позиции.

Различия в значениях прилегающих прямых дополнений, выражаемых винительным и основным падежами, наглядно выступают при употреблении обоих падежей в одной и той же синтаксической позиции в одном контексте и сводятся к различению определенности и неопределенности (Иванов 1975, 25). Машинлер индыргъа будай ташыйлар. Онда комбайндан чыкъгъан будайны тазалай (М. Ягьияев) "Машины возят на ток пшеницу. Там чистят пшеницу, выданную комбайном". Тек оьзгелени дневниклерин охугъанман. Язывчулар кёп яза болгъан дневниклер (М. Ягьияев) "Однако я читал много дневников. Многие писатели вели дневники".

Таким образом, общие контуры различий в значениях прилегающих дополнений при употреблении их в одном и том же контексте в обоих падежах от одного и того же слова предстают как различия в рамках противопоставления значений определенности и неопределенности. Когда имеется в виду неопределенный предмет, соответствующее ему слово лишается падежного окончания и примыкает к сказуемому, образуя при нем объектную группу. Когда речь идет об определенном предмете, он получает падежную форму и становится в предложении на самостоятельное место. При нем в этой позиции может образоваться атрибутивная группа. Примыкающее к глаголу имя существительное в основном падеже передает в этом предложении неуточненный объект.

Такое примыкание глагола к объекту нарушается, когда предмет направленности действия становится определенным. В этом случае выступает прямое дополнение, оформленное винительным падежом. Уточняемый объект, занимая в предложении самостоятельную позицию, может сопровождаться определением, образуя атрибутивную группу при прямом дополнении: Яшланы бирдагъы бир группасы шо кюрчюдеги ташны чыгъара (З. Атаева) "Еще одна группа детей вытаскивает камни из того фундамента". Подобное атрибутивное построение, как общее правило, в тюркских языках не может иметь места при дополнении, примыкающем к сказуемому и выраженном основным падежом, так как, получая определение, объект уже становится определенным. Тем самым нарушается построение объектной группы (Мещанинов 1982, 259).

В тюркологии (в том числе и в кумыкском языкознании) имеется и другая точка зрения, согласно которой признается наличие неоформленного винительного падежа (Совр.каз.яз., 160; Совр.татар.яз., 141; Хангишиев, 39). Оценивая данную точку зрения, С. Н. Иванов пишет: "Это – проявление крайнего "синтаксизма", продиктованного внешними по отношению к тюркским языкам соображениями" (Иванов 1969, 52).

Совершенно автономную сферу составляет использование винительного падежа в позициях, где основной падеж в функции прямого дополнения употребляться не может: в отстоящей позиции (а) и при инверсии (б):

(а) Эльдар булутну юртуна багъып бурду (Гь. Давудов) "Эльдар повернул облако в сторону своего села" … Ол газетни столгъа яйды (М. Ягьияев) "Он постелил газету на стол" Пиратны Вова къапу артда салам тёшеп этген ерге ятдырды (М. Ягьияев) "Пирата Вова уложил за воротами, постелив солому".

(б) Мен де беремен шо дарсланы (И. Ибрагьимов) "Я тоже преподаю те же дисциплины". "Ким къура шо школаны?" – деп сорады Зайнап (З. Атаева) "Кто строит ту школу?"- спросила Зайнап". Пакъыр, нече де кёп сюе эди кюрзени (М. Ягьияев) "Бедняга, как он любил кюрзе (пельмени)".