Родительный падеж

В кумыкском языке, как и в других тюркских языках, он выступает как форма имени существительного, относимого к другому имени существительному как определение последнего. Это другое имя существительное (определяемое) снабжается показателем принадлежности 3-го лица: яшны оюнчагъы «игрушка ребенка»; къурдашымны китабы «книга моего друга» и др. Таким образом, основной сферой употребления родительного падежа является изафет 3. Функционируя в составе изафета 3 в качестве его первого компонента, обсуждаемая форма проявляет свои специфические свойства: если второй компонент изафетной конструкции более самостоятелен, т.е. может получать форму других падежей, то первый компонент «жестко» привязан ко второму формой родительного падежа. Этими свойствами родительного падежа обусловлено его своеобразное положение в системе склонения: родительный падеж – единственный из падежей, не управляемый глаголами. Показатель родительного падежа в каждом конкретном случае добавляет к значению основы служебную информацию: предмет, называемый основой, следует воспринимать как обладателя какого-либо другого предмета. Иными словами, падежный показатель сигнализирует о том, что предмет связан с другим предметом отношением, которое коммуникант, производящий высказывание, счел возможным истолковать как отношение принадлежности.

Сформулированное значение родительного падежа, безусловно, содержит в себе обобщенное языковое представление о принадлежности, которое есть в значении каждой из форм категории принадлежности. Такая сопряженность этих двух категорий, видимо, и является причиной смешения некоторыми тюркологами значений форм принадлежности и падежных форм в составе изафетной конструкции. Однако падежное значение представляет собой обобщение другого полюса этого отношения: если форма категории принадлежности сигнализирует о том, что предмет, называемый основой, есть объект обладания, то форма родительного падежа указывает на субъект обладания. Примеры: Къаракъушну саркъар ери бийик кёк, Акъ шаршарны агъар ери яр ягъа… (Анвар) «Место, где парит орёл, – это высокое небо; место, где падает белый водопад, – это скалы»; Аривлюкню де, яхшылыкъны да оьмюрю къысгъа бола (М.Абуков) «У красоты и доброты жизнь короткая бывает».

Таким образом, родительный падеж как форма определения с конкретно-предметным значением, соотносимого с определяемым на основе категории принадлежности, противостоит основному падежу, который также может употребляться в качестве определения при определяемом, относимом к нему на основе категории принадлежности, но имеет в этом случае не конкретно-предметное, а отвлеченно-предметное, предметно-качественное значение. Безусловно, в речи родительный падеж и формы категории принадлежности часто взаимодействуют. Несмотря на общность значений, выражаемых рассматриваемыми формами, необходимо четко разграничивать значения падежной и посессивной форм в составе изафетной конструкции. Так, тюркологи отмечают «выделительное» значение родительного падежа в примерах типа башк. матурзарзын матуры «красивейший из красивых», узб. укувчиларнинг яхшиси «лучший из учеников», кум. яшланы гиччиси «младший из детей».

На наш взгляд, в подобных случаях средством вычленения предмета из ряда ему подобных является не форма родительного падежа, а форма категории принадлежности, оторванная от сферы продуктивного функционирования категории посессивности. В том, что именно морфологическая форма посессивности, а не форма родительного падежа является выразителем актуализированного, выделительного значения в рассматриваемых конструкциях, можно убедиться, употребив эти словоформы вне сопряжения с формой родительного падежа: гиччиси «который младше; младший», гьакъыллысы «который умнее», уллусу «который больше; то, что больше» и т.д.

Мы не можем согласиться с еще одним значением, приписываемым исследователями родительному падежу. Это выражение родительным падежом значения «части целого» в примерах типа башк. коззон башы «начало осени», кум. эшикни къулагъы «ручка двери». Сформулированное значение родительного падежа, как нам кажется, не представляет собой служебную информацию данного падежа, а является семантемой всей изафетной конструкции, где существительное в форме принадлежности относится к определению в родительном падеже как часть к целому.

Следует отметить значение контекстуальной и ситуативной определенности в семантической сущности родительного падежа, отождествленность с реальными предметами в обстановке речи. Полковникни анасы шо заман уланыны гёзлерине иржайып къарады (М.Ягьияев) «В это время мать полковника с улыбкой посмотрела в глаза сыну»; Лётчикни гёзлери ачувундан къайнай эди (И.Керимов) «Глаза лётчика кипели от злости».

Существенным отличием определения в родительном падеже от определения в основном падеже является то, что он может, как известно, употребляться в позиции отстоящего определения: Тюнегюн мен Валяны бираз хатирин къалдырдым (М.Ягьияев) «Вчера я немного огорчил Валю». Это сближает родительный падеж с винительным падежом как специальной формой отстоящего дополнения.

Вместе с тем у родительного падежа имеется сфера употребления, не соотносимая непосредственно с основным падежом. Это предикативное использование данного падежа в значении констатации принадлежности: Сиривдеги 150 къой Жаппарны, 100 – Тулпарны, 120 къой Гьажи Ясулнуки (А.Къурбанов) «В стаде 150 баранов принадлежит Жаппару, 100 – Тулпару, 120 баранов – Гаджи Ясулу». …О савлай Магьамматны оьзюнюки (И.Керимов) «Это все Магомеда (принадлежит Магомеду)».