Тайны национальной ментальности в личных именах кумыков

Язык – неотъемлемая и важнейшая часть любой национальной культуры, полноценное знакомство с которой обязательно предполагает не только изучение материальной составляющей этой культуры, не только знание ее исторической, географической, экономической и прочих детерминант, но и попытку проникновения в образ мышления нации, попытку взглянуть на мир глазами носителей этой культуры, с их "точки зрения".

Очень лаконично и точно о связи культуры и языка сказал Э. Сепир: "Культуру можно определить как то, что данное общество делает и думает. Язык же есть то, как думают" [Сепир: 193]. Согласившись с таким определением, необходимо признать, что мы проникаем в образ мышления нации, в ее способ видения мира, понимаем особенности менталитета носителей данной культуры и данного языка, только познав план содержания этого языка, а глубинное знакомство с семантикой чужого языка, в свою очередь, предполагает, овладение языковой картиной мира именно этого национального языка как системой его видения мира [Корнилов: 78]. "Задача отыскания в том или ином языке черт, a priori приписываемых соответствующему национальному характеру, безнадежна и не представляет большого интереса. Анна Вежбицкая в своей книге "Setmantics: Culture and Cognition"… открывает такой подход к проблеме связи языка и национального характера, при котором… предлагается выявлять свойства национального характера, вычитывая их из национально-специфического в соответствующих языках (1996).

Для культурологии такое абстрактное образование, как языковая картина мира, крайне необходимо, поскольку это не что иное, как вербализованная система "матриц", в которых запечатлен национальный способ видения мира, формирующий и предопределяющий национальный характер. Без знания этой системы "матриц" национального сознания трудно понять многое из того, что и составляет национальную культуру, в частности: этические, нравственные и ценностные приоритеты, систему образности, систему ассоциативного мышления и т. д. Знание языковой картины мира другого языка – это необходимый фундамент, база для любых культурологических изысканий. Погружаться в исследование чужого культурного контекста без знания исходного набора "матриц" национального мировидения, вербализованного и систематизированного в языковой картине мира соответствующего языка,– все равно, что пытаться прочитать слова и предложения на незнакомом языке, не удосужившись предварительно выучить алфавит этого языка [Корнилов: 80]. Помимо всего прочего язык – это вместилище души, духа народа, это коллективный продукт национального творчества, которым можно пользоваться не только для конкретных нужд общения, сообщения и хранения информации, оформления логических операций, не и для того чтобы просто наслаждаться им, созерцать его богатство, неповторимость.

Язык – не только инструмент коммуникации, но и инструмент познания, и коллективное национальное творение – "дом бытия духа народа", которое призвано отражать и сохранять для последующих поколений национальную языковую картину мира. Для человека, стремящегося проникнуть в тайны национальной ментальности, важны именно эти нюансы, а вовсе не перечни возможных структурных схем предложений или парадигмы грамматических форм [Корнилов: 133].

В наибольшей степени национальная специфика проявляется при анализе структуры именослов с прозрачной внутренней формой. Антропонимы с прозрачной мотивацией отражают образность мышления нации, которая является составной частью национального менталитета. Всякая более древняя стадия развития языка является более прозрачной, чем стадия новейшая, ибо в ней присутствует дух, подчиняющийся живой речи, подсознательным схематическим законам.

У каждого народа есть свой фонд личных имен, национально окрашенный и отличный от всех других. Каждый народ располагает своей логикой, своим представлением об истине, своим набором_ментально-лингвальных ценностей, картой понятий, бестиарием (зверинцем) и набором предметов и понятий. Имена собственные во многих случаях отражают ценностную картину мира народа, говорящего на данном языке. В них также фиксируются стереотипы мужественности и женственности, свойственные всем культурам, но по-разному акцентуированные в каждой из них.

Кумыкские мужские имена связаны с понятиями высокого социального статуса, силы, богатства. В старокумыкском и в древнерусском языке много так называемых "княжеских" имен. В именах Султан, Мурза, Герей, Хан, Бек, Амир, Паша, Шагь явно выражена эта центральная, организующая и регулирующая роль княжества. У адыгов более 30 "княжеских" женских имен [Блягоз], а у кумыков – более 50.

Женские имена, как правило, соотнесены с семантическим полем "внешность", а также с полем вкусовых и тактильных ощущений. В ряде семантических областей мужские и женские имена идентичны. В германских именах преобладает военная символика: и мужские и женские имена смещены в сторону поля "мужественность". При сопоставлении лексико-семантических особенностей личных имен удалось выявить блоки нарицательной лексики, которым отдавалось предпочтение при образовании личных мужских имен. К таковым принадлежат обозначения ведения военных действий, борьбы, названия оружия и его частей, название свойств и признаков человека, именование людей по их социальному положению, роду занятий, месту жительства. В кумыкских и русских именах наблюдается значительно меньше соотнесенность с военной сферой.

Звуковую символику и значения кумыкских и русских женских имен можно также интерпретировать как смещение в сторону концепта "женственность", особенно это касается уменьшительных форм.

Номенклатура современных кумыкских личных имен представляется своеобразной, весьма причудливой мозаикой, составленной из именований древних и новых, исконно кумыкских и заимствованных, традиционных и придуманных, отличающихся друг от друга по структурным и семантическим признакам. На семантическом уровне некоторые кумыкские сложные имена предстают как своеобразные экзоцентрические композиты. Значение некоторых не выводится из суммы значений составляющих их компонентов: Айтувгъан, Айгелди, Алыпкъач, Ашагьмат, Багъымбек. Значение других кумыкских сложных имен современный читатель может легко понять. Эти имена представляются уже эндоцентрическими или неидиоматическими сложными словами: Алтынчач "золотая коса", Пашманханым "грустная, печальная", Женнеткъыз "райская девушка", Тавбий "князь гор" и др.

Компоненты сложных имен черпались из особого фонда именных слов. Кумыки верили в магические свойства "благожелательных" именных слов дарить носителю имени защиту и покровительство, богатство, здоровье, благополучие, отвагу, славу, почет и т.д. Сюда относятся, например, следующие слова: яхшы "хороший, добродетельный; благоприятный; полезный, подходящий; умелый; добро, дар", бай "могущественный; высокого звания; богатый; власть", таш "камень", арив "красивая", гёзел "прекрасная", асил "благородная, драгоценная, дорогая", сююнч "радость", гюл "роза", чечек "цветок", нюр "луч", бал "мёд", сыйлы "уважаемая", жан "душа", болат "сталь", батыр "герой", мурат "цель", байрам "праздник".

У тюрков есть множество женских имен с корнем арив // сылу "красивая": кум. Арив "красивая", Аривай "красивая как луна", Ариват "красивое имя", Аривбет "красивое лицо", Аривжан "красивая душа", Аривзат "красивая вещь, нечто", Аривкъыз "красивая девушка", Гюнарив "прекрасное солнце, день", Жанарив "красивая душа", Мингарив "тысячикратно красивая"; узб. Сулув, Ойсулув; башк. – Акhылыу, Айhылыу; татар. Нурсылу, Сылу, Сылубикэ, Сылуниса и др. Подобные имена являют собой не предметы, а концепты, они ценностно окрашены. Следовательно, они представляют собой не столько физическую субстанцию, сколько духовную.

Наиболее популярным и часто встречающимся в структуре кумыкских женских сложных имен элементом, отражающим эмоциональный, ласкательный оттенок, является слово гюл "роза, цветок". Впрочем, элемент гюл "роза, цветок" в составе женских имен широко употребителен не только у кумыков, но и у других тюркских народов, главным образом Средней Азии. Эпитет гюл "роза" часто встречается в сложных женских именах у туркмен [Сапарова: 77-78], каракалпаков, узбеков (Баскаков: 138). Широко распространен он и у казахов (Султаньяев: 75). В кумыкском языке данный коспонент занимает в основном препозицию: Гюлкъыз, Гюлбет, Гюлбике, Гюлжамал, Гюлханум, Гюлгьайбат. Из 140 женских имен с компонентом гюл только в шести именах гюл занимает постпозицию. Это имена Айгюл, Айгюлю, Алмагюл, Сюйгюл, Асилгюл, Къызылгюл.

Еще больше "розовых" имен в восточно-лезгинских языках, которые испытали сильное влияние азербайджанского языка. Однако в других дагестанских языках такого количества имен с антропокомпонентом гюл нет.

Как видно из перечисленных выше женских кумыкских имен, элемент гюл, входящий в их структуру, несет не только смысловую, но и формальную, отвлеченную от прямого своего значения гюл "роза, цветок" семантику эмоционального, нежного, ласкательного оттенка, придаваемого основному имени. В этих эпитетах сложных женских имен отражаются национальные черты народа, его отношение к женщине. Все это свидетельствует о повышенной эмоциональности, сентиментальности, сердечности кумыкской души, кумыкского национального характера.

Причиной возникновения у древних тюрок столь необычных красивых имен был особый взгляд на слово вообще. По их убеждению, слово могло обладать чудесной силой. Вера в особую магическую силу слова наделяла и личные имена особыми, сверхъестественными свойствами влиять на характер человека и, следовательно, на его судьбу. В некоторые имена закладывалось как бы будущее их носителей. На антропонимическом уровне в качестве оснований для различения можно использовать феномен чрезмерного преобладания оценочно окрашенных личных имен у кумыков.

В другую группу имён входили такие, которые должны были в соответствии с намерениями родителей помочь воспитать в ребёнке ту или иную положительную черту характера или просто сулили обладателю этого имени успех и благополучие. Здесь можно встретить такие понятия, как мудрость, доброта, сила, справедливость, благочестие, слава: Алим "ученый", Асил "благородная", Асилгюл "благородный цветок", Батыр "мужественный", Эрболат (эр "мужчина" + болат "сталь", Атлыгиши "всадник", Хангиши "ханская персона".

Названия диких и домашних животных занимают значительное место в именниках разных народов. Эти имена, очевидно, возникли в тот период, когда люди верили в магическую силу слова (имени) и старались придать имени то качество, которое хотели видеть в своем ребенке: здоровье, крепость, силу, ум, находчивость и др. Поэтому преимущественно применялись в качестве имени названия сильных, могущественных зверей: Арслан "лев", Къаплан "тигр" и тотемных животных, как Бёрю "волк", Лачин "соколенок", Жайран "лань". Но кумыки никогда не называли своего ребенка именем Къаз "гусь", Жымчыкъ "воробей", Къоян (заяц), Мишик "кошка", Къаргъа "ворона", Эркеч "козел", Къой "баран", Сыйыр "корова", Бабиш "утка", Хораз "петух" и т.п.

"Птичий" элемент в фамилиях действительно сильнее названий других представителей живой природ. "В России птицы всегда пользовались большой любовью, и множество фамилий произошли от их названий", – пишет Б.О.Унбегаун [148]. Однако у зверей в русских фамилиях на каждую положительную характеристику или ассоциацию, приходится минимум 3 отрицательных. У птиц же эти различия более-менее сглажены. Даже в процентном отношении резко видны отличия. Количество положительных характеристик у птиц на 10% превышает такой же показатель у зверей, в то время как отрицательных характеристик птицы имеют на 12% меньше. В кумыкском языке нет ни одного имени с отрицательной характеристикой птицы. Сопоставление одноименных антропосистем в разных национальных языках наиболее ярко демонстрирует различие, несовпадение признаков, которые кладутся в основу номинаций. Такие контрастивные описания – суть демонстрации национально-индивидуального отображения единого содержательного инварианта;

Наименования растений в именнике кумыков встречаются исключительно редко. В русских же фамилиях большое место занимают помимо названий растений названия злаковых и овощей (Пшеничников, Огурцов, Морковин и др.).

Нет в кумыкских именах и названий насекомых.

В антропонимической языковой картине мира очень важную роль играет цвет. Цвет небес – синий или голубой – это цвет постоянства, вечности: им обозначалась принадлежность к небесным, богоизбранным и "осененным" племенам (голубые тюрки), ханам, каганам или животным. Вторым основным цветом для тюрков является белый. Белый цвет, наряду с красным и желтым, составляет символику огня и солнца. Эти цвета – синий, белый и черный, несмотря на отрицательную значимость последнего (злые духи, смерть, угроза, измена), являются основными в классической тюркской древности, а бело-голубая гамма и в современной Турции престижна и универсально респектабельна – это цвет жилых массивов, мебели, особенно в приморских городах, цвет яхт, катеров и отелей [Урусбиева: 79]. В кумыкском именнике заслуживает внимания только два цвета къара "черный" (18 имен) и акъ "белый" (25 имен). Другие цвета встречаются исключительно редко. Данный фрагмент языковой картины по количеству цветов значительно богаче представлено в русском именнике. Однако если сравнить два цвета – белый и черный – в кумыкском и русском языках в содержательном плане эти концепты в кумыкском выглядят значительно богаче. Акъбий, Акъболат, Акъгёз, Акъкъыз, Акъмурза, Акътай, Акътемир, Акъбет, Акъбийке, Акъкъыз, Акъпатимат и Къара, Къарачач, Къарабатыр, Къарабек, Къарабий, Къарагиши, Къарагъач, Къарамурза, Къарахан, Къарачай и др. Антропокомпонент къара "черный" в женских именах не используется

Таким образом, существуют языковые характерологические признаки определенной яркости для концептуализации ментальных признаков, представленных в системах личных имен.

Приведенных примеров достаточно, чтобы почувствовать особенность восточного мировосприятия и мирооценки. Особенное заключается в общей стилистической тональности. Прежде всего, заметна разница в "строительном материале" сопоставляемых антропосистем. Восточные имена тяготеют к возвышенному стилю, к поэтичности, что как нам, кажется, вполне соответствует самому статусу имен национальной языковой картины мира: статусу нравственно-ценностных оценок любых социально значимых жизненных ситуаций и определенных моделей поведения человека в них, статусу информем коллективного опыта; предписаний поведения человека, формирующих национальную иерархию ценностей [Корнилов: 273]. Возвышенная поэтическая стилистика выражения столь значимого для любого народа ценностного смысла вполне оправдана. Стилистика же русских идеологем ценностного смысла в одноименных фрагментах языковой картины мира оказывается явно сниженной, многие из них отмечены иронией, другие просто оскорбительны (Косой, Дурак, Умник, Щука, Нечай, Меньшак, Пьянов и др.). В ономастической литературе отмечается, что подобные прозвища давались из суеверия, но они отражают и определенные мироощущения и мировосприятие русского человека, его обреченность и пассивность [Мысенко: 169].

В тюркских именниках мы не обнаружили имен-числительных. Зато они практиковались у русских, у славян вообще, а также у других народов мира. Например, у римлян: Квинт – пятый. Секст – шестой, Сентимий – седьмой, Октавий – восьмой, Ноний – девятый; у арабов: Вахит, Ахат, Сания, Рабига. От корней русских имен числительных образовались такие фамилии, как Первушины, Третьяковы, Десятовы и им подобные. По именам Меньшик и Меньшой (младшие в семье) впоследствии возникли фамилии Меньшиковых и Меньшовых, а по имени первенца – Старшиновы. Сопоставление одноименных антропосистем в разных национальных языках наиболее ярко демонстрирует различие, несовпадение признаков, которые кладутся в основу номинаций. Такие контрастивные описания – суть демонстрации национально-индивидуального отображения в одном из фрагментов языковой картины мира.

В кавказском менталитете существует феномен чрезвычайно уважительного, почтительного отношения к родственникам и людям старшего возраста. Это почтительное отношение, очевидно, можно даже назвать культом, а уж считать кавказской культурно-этнической доминантой можно, вне всякого сомнения. Так, у многих народов Кавказа младший брат не обращается к старшему брату или старшей сестре по имени. Для этого существуют специальные термины родства. Невестка, по старым обычаям многих народов Кавказа, не имела права называть по имени мужа, а также свекровь свекра и т.д. Невестку близкие родственники жениха называют не по имени, а гелиним "моя невестка", алтыным "мое золотце", гюлюм "мой цветок", айдай "словно Луна". Многочисленные подтверждения табуированию имен находим и в других этносах. Закрепление за именем определенной коннотации – это явление данной культуры, результат сложных ассоциаций, характеризующих именно данный национальный менталитет.

В кумыкском языке, как и в других тюркских языках, существует постоянная потребность соотносить любое имя или предмет с лицом: анам "моя мама", сюйгеним "моя любимая", уланым "мой сын" и т.д. В основе этой категории лежит идея обладания одного объекта другим. Хотя в системе личных имен трудно представить обладание предметом, т.к. сам носитель имени является его обладателем, тем не менее, в кумыкской антропонимике мы обнаруживаем показателей принадлежности первого и третьего лица: Абум, Агъавум, Агъайым, Акъашым, Атавум; Агъасы, Мамасы, Абасы, Абусу. В менталитете тюркского человека изначально заложено стремление подчеркнуть принадлежность предмета определенному лицу. Без конкретизации такой принадлежности предметы как бы не существуют. Для тюркского менталитета все вокруг должно кому-то принадлежать.

Понятие "сабурлукъ" ("степенность, неторопливость") стоит близко к понятиям "терпение", "тяжесть". Все эти качества особенно ценятся в ситуациях действия и общения, принятия решений, в народной дипломатии и т.д. Отношение к понятию "терпение" явствует из имен Сабур//Сабир, Сабурхан, Сабуртдин и др.

Личные имена Денгиз "море", Денгизбий (денгиз "море" + бий "князь"), Тавбий (тав "гора" + бий "князь", Тавболат (тав "гора" + болат "сталь"), Элбий (эл "страна" + бий "князь"), Элсюер (эл "страна" + сюер "полюбит"), Элтувгъан (эл "страна" + тувгъан "родился") репрезентируют и пространство, и время, это категория текучести и безбрежности, получившая метафизическую обработку еще в античности.

В наибольшей степени национальная специфика проявляется при анализе личных имен с прозрачной внутренней формой и имен, образованных в результате метафорических переносов. Имена с прозрачной мотивацией и имена-метафоры отражают образность мышления нации, которая является составной частью национального менталитета. Имена являют собой не предметы, но концепты, они ценностно окрашены. Бийке "госпожа" в именах Акъбийке "белая княгиня", Тавбийке "княгиня гор", Айбийке "лунная княгиня", Байбийке "богатая княгиня", Гьайранбийке "изумительная княгиня" представляет собой не столько физическую субстанцию, сколько духовную.

Как и любая другая специфика, специфика национального менталитета выявляется путем различного рода сопоставительных описаний, каждое из которых имеет собственные цели. Один и тот же фрагмент информационного континуума может члениться логико-понятийным компонентом разных языковых сознаний совершенно по-разному. Вот основные типы подобных различий: несовпадение объемов значений концептов (ср. концепт "роза", в тюркских, восточно-лезгинских и других дагестанских языках); различная степень дифференциации значений одноименных концептов (ср. концепт "растительный мир" или "бестиарий" в личных именах русских и дагестанцев); лексические лакуны, обнаруживаемые только на фоне других языков (ср. "княжеские имена" в антропонимиконе дагестанцев). Лексические лакуны становятся очевидными только при сопоставлении с другими языками. Вне сопоставления они не осознаются носителями языка. Определенным концептам того или иного языка в других языках может не находиться даже приблизительных соответствий, т.е. определенные информемы в одних языках, становясь поименованными, переходят в разряд концептов, а в других – нет.

Личные имена отражают особенности менталитета каждой нации. Практически любая система личных имен несет в себе неповторимую национальную образность мышления, которая наиболее ярко проявляется во внутренней форме семантически прозрачных личных имен. Антропонимикон каждого языка – огромная "кладовая" иллюстративного лингвистического материала для подтверждения тех или иных черт национального характера, один из языковых источников знания о национальном характере и менталитете. При таком подходе языковая картина мира – это база данных, на основании исследования которых только и можно делать заключения об особенностях национального мировидения.

Таким образом, в системах личных имен можно обнаружить специфические черты, которые играют важную роль в формировании национального характера и национального менталитета. Думается, что обилие изобразительных именослов в языках народов Кавказа свидетельствует о такой ментальной черте народа как наблюдательность; от спокойно-пытливого взгляда кавказца не ускользнет ни малейшая деталь, связанная с имянаречением.

Когнитивно-стилистический и ментальный аспекты описания собственного имени в широком смысле, безусловно, может стать основой для культурно-прагматической систематизации антропонимических единиц. Сравнительное и сопоставительное исследование личных имен позволят обнаружить национальные культурно-исторические "следы" и национальный колорит данной антропосистемы, будут способствовать построению более полной и репрезентативной типологии регулярно реализуемых в данной национальной картине мира антропонимических единиц.