Особенности функционирования древнетюркских антропонимов

Ономастическая система любой этнокультурной общности не может быть определена как изначально данная, неизменная, замкнутая сущность. Под влиянием различных, прежде всего экстралингвистических факторов ономастическое пространство, т.е. мир собственных имен претерпевает различные, порою весьма существенные изменения, приводящие зачастую к значительной или даже полной смене ономастического материала, формирующего данную систему в данный период. Для тюркского мира особую важность представляют материалы древнетюркской ономастики, поскольку к периоду, ограниченному рамками VII–ХIII вв., который и определяется учеными, как древнетюркский период, ономастическая система тюрков уже окончательно сформировалась в том виде, в каком за небольшими отклонениями продолжает функционировать и в настоящее время. Антропонимия, как совокупность собственных имен, даваемых человеку или группе людей, представляется наиболее значительной в системе древнетюркской ономастики. Не случайно антропонимия представлена в нарративных источниках (эпитафиях и других памятниках) наиболее широко. Более того, антропонимы оказываются подчас единственными свидетельствами той или иной культуры и человеческой общности в древности, как это случилось с именами хунских правителей [Махпиров].

Тюркологам – историкам языка – хорошо известен факт о том, что расшифровка древнетюркской руники начиналась с прочтения антропонимов, зафиксированных в двуязычных китайско-тюркских памятниках [Бартольд V: 26].

Антропонимия в широком смысле этого слова в древности, как, впрочем, и сейчас, имела чрезвычайно большое значение для члена общества. "Имя рождалось как словесное отражение обычаев, нравов, религиозных ритуалов и их предметных атрибутов. Имя не только имеет функцию обозначения индивидов для удовлетворения практической необходимости общения в пределах определенных социумов, но и сложным образом отражает, фиксирует состояние их культуры" [Митрошкина 1987: 3]. Антропонимы в большей мере, чем другие разряды имен собственных несут в себе повышенную социальную функцию идентификации личности. Более того, для древнего общества было характерно также и достаточно четкое противопоставление круга людей, связанных между собой кровнородственными отношениями, другим аналогичным микроструктурам. Так, отдельные роды в племени имели определенные имена или группы имен, которые во всем племени могли принадлежать только им.

Другим важнейшим фактором, придающим антропонимии особую специфику как функционального, так и номинативного плана, является статус антропонима или те возможности и свойства, которыми якобы обладает имя.

"Мифологическому сознанию свойственно понимание имени как некоей внутренней (глубинной) сущности или же того, что вкладывается, налагается и т.п. (ср. наречение, называние новорожденного именем, как отгадывание внутренней сущности в ряде культурно-исторических традиций, или самоё возможность понимания первого элемента в индоевропейском слове для имени *n – men – как "в", "внутри"…)[^звездочка]. Этот архаичный "реализм" … предполагает, в конечном счете, тождество имени и формы, т.е. природы носителя данного имени…" [Мифы народов мира, I: 508].

Для древнего общества роль имени для человека трудно переоценить. По древним представлениям, личность человека и его имя были органически связаны, более того, имя выполняло и важнейшую охранную функцию, обеспечивая его носителю защиту от злых (или покровительство со стороны добрых) сверхъестественных сил [Бестужев-Лада 1968: 132], выполняя тем самым те же функции, что и обряды, и шаманские гимны, связанные с рождением, пеленанием и воспитанием детей [Митрошкина 1987: 52].

Соотношение социально-различительной и ритуально-харизматической функций имени в древнем обществе было неоднозначным. Однако обе они, каждая по-своему, воздействовали на формирование антропонимической системы.

Важнейшей особенностью древнетюркской антропонимической системы была многоименность членов общества, главным образом его высших, аристократических слоев, т.е. широко распространенная традиция получения нового имени при смене статуса и места в общественно-политической системе. "Многочисленные имена одного человека были своего рода координаторами, позволяющими определить его место в семье, его положение в роде, в частности, его связи с предками" [Иорданский 1982: 242].

В тюркских рунических памятниках (ТРП) неоднократно указывается на факт получения еr ati – геройского имени. Исследователи часто отмечают, как у тюркутов, так и уйгуров и караханидов смену имени правителем при вступлении на престол и получение нового имени и титула [Мори 1976; Бартольд VII: 11; Gabain 1974 и др.]. Это обстоятельство послужило основанием для достаточного вольного трактования особенностей древнетюркской антропонимической системы Л. Н. Гумилевым, который предположил, что "тюрки не носили одного и того же имени от рождения до смерти, как европейцы. Имя тюрка всегда указывало на его положение в обществе. Мальчиком он имел кличку, юношей – чин, мужем – титул, а если это был хан, – то титул менялся согласно удельно-лестничной системе" [Гумилев 1967: 90].

Данное высказывание крупнейшего знатока истории древних тюрков цитируется почти всеми исследователями антропонимии тюркоязычных народов без какого-либо критического осмысления.

Комплексный подход к исследованию древнетюркской антропонимии позволяет сделать несколько отличную трактовку особенностей функционирования древнетюркской антропонимической системы.

Исследователи древнетюркской эпиграфики и ряда других памятников подчеркивают, что древнейшие надписи упоминают исключительно официальные титулы каганов и никогда не называют их имен или титулов, которые они носили до восшествия на престол [Мори 1976: 286]. Более того, многие ученые отмечают сложность точного прочтения и абсолютно точной идентификации титулов, имен собственных (антропонимов) и именований родства [Васильев: 19].

И вместе с тем представляется возможным выделение в древнетюркской антропонимии целого ряда основных антропонимических категорий, которые в достаточно полной мере отражают особенности функционирования антропонимов в древности и особенности социально-политической системы общества. Эти основные категории, как правило, заменяют друг друга и таким образом можно выделить несколько антропонимических подсистем, отличающихся друг от друга сферой функционирования, хронологическими рамками распространения, социальной значимостью.

К числу наиболее значимых антропонимических категорий в древнетюркском обществе относились:

1. Личное имя, даваемое при рождении или взрослому человеку, и служащее для идентификации личности в пределах небольших социумов (семья, род, община, может быть отчасти племя). И, видимо, вследствие живучести архаической традиции, согласно которой в антропонимии действовал принцип Nomina sunt odiosa – "Имена одиозны" (в смысле не подлежат оглашению) [Мифы народов мира I: 509]. Эта категория почти не получила отражения в памятниках ранней древности. Этот принцип также активно способствовал многоименности (условной) представителя древнетюркского общества. Личные имена в этом смысле почти не упоминаются в рунических памятниках, поскольку в них повествуется, главным образом, о жизни и деятельности верховных правителей или, во всяком случае, лиц царской крови и приближенных к ним людей. Причем в памятниках приводятся лишь официальные титулы верховных правителей – каганов, совершенно отличные от их имен и титулов до восшествия на престол, исключение составляет, по-видимому, легендарный даже для тюркских рунических памятников Бумин-каган, носивший официальный титул Ил-кагана [Мори 1976: 281]. К категории личных имен следует также отнести и ряд антропонимов, приведенных в рунических памятниках и относящихся к лицам не царской крови: Tudun Jamtar, Jollug tegin – автор надписей Кюльтегину и Бильге-кагану, Makraç – хранитель печати тюргешей, Esbara и т.д., или же обозначающих вообще не тюрков: Jsigi Jikan – табгачский посол, Kuni senun – табгачский военачальник и проч. [Малов 1959].

   Напротив, в памятниках раннего средневековья, в "Диване" Махмуда Кашгари, "Кутадгу билиг" Юсуфа Хас Хажиба, уйгурских юридических документах абсолютное большинство приведенных антропонимов – это личные имена.

   В хронологическом плане личные имена имеют активное функционирование с древнейших времен до наших дней. Наряду с этим и до сегодняшних дней сохранились реликты обычая скрывания имени или наличия внутрисемейного имени, существующего в кругу семьи, наряду с официальным именем.

2. Er ati – "геройское имя" или "мужское имя". Его удостаивались лица, своей доблестью завоевавшие себе славу. Естественно, что в эпитафиях приведены лишь геройские имена представителей высших кругов древнетюркского общества, наиболее видных его представителей: каганов, наследных принцев, выдающихся военачальников, беков и проч.

   Вместе с тем, следует отметить, что факт получения "мужского имени" характерен для большинства древних обществ и знаменует собой акт инициации – обрядов и испытаний, освящающих переход юношей (и девушек) в категорию взрослых [Новиков 1982]. Но уже в давние исторические времена тюркского общества слово er стало связываться с представлениями о богатырстве и геройстве, хотя и сохраняло ясно выраженную тенденцию к стилистической нейтральности, означая не столько богатыря, героя, сколько просто мужчину, чаще всего воина [Урманчеев 1986; сводку значения слова эр см. в: Севортян 1974: 321].

   Факт получения er ati нашел также широкое отражение в тюркском героическом эпосе (см.: "Китаби Деде Коркуд", "Манас", "Алпамыс" и др.), главные герои которого неизменно получали геройское имя, причем обязательным условием для его получения было совершение подвига [подробнее см. в: Урманчеев 1986].

   Сфера функционирования er ati была намного шире, чем личного имени – оно выходило за рамки не только семейно-родовой общности, но и за рамки племени и распространялось на все войско и, следовательно, на все государство.

   Получив "мужское имя", воин мог присоединить к нему титулы, указывающие на его знатность или место в военно-административной иерархии каганата. Титулы эти являлись частью его "мужского имени" и были неотделимы от него [Кляшторный,Саввинов 1982: 144].

3. Родовое имя. В ряде случаев имело важное функциональное значение. Оно могло служить своего рода кодификатором, фиксирующим отношение данного лица к определенному роду, что давало ему определенные преимущества перед другими. Так, например, сакральным правом на верховную власть в тюркском каганате, как известно, имели лишь члены рода Ашина. Именно поэтому целый ряд правителей, поочередно сменявших друг друга в Западно-тюркском каганате, непременным компонентом своего титула имел родовое имя Ашина: Ашина-Миш, Ашина-Боркин, Ашина-Торчи, Ашина-Низок и т.д. [Малявкин 1989]. Именно поэтому известны случаи, когда басмылы и карлуки также оспаривали право на происхождение из рода Ашина.

   Точно так же в Уйгурском каганате, а потом и в других государствах, созданных уйгурами, право на верховную власть принадлежало только выходцам из рода Яглакар, что также отразилось на именах-титулах верховных правителей уйгурских государственных образований [Малявкин 1979]. Члены уйгурского правящего рода, бежавшие в 840 году в Восточный Туркестан и возглавившие там новое государство, носили родовое имя Яглакар вплоть до X в. [Hamilton 1955: 71; Кляшторный 1959].

   В китайских источниках зафиксировано множество антропонимов, которые учеными связываются с названиями родов уйгуров: Цзюэлоу – имя уйгурского министра и Kurebir – название рода у уйгуров, Pugu – имя министра и Bugu – название уйгурского рода, Еloxe Milige – Jaglakar Bilge, уйгурский каган, Adiz – уйгурский министр и Adiz – название одного из телесских родов и проч. [см.: Hamilton 1955; Mackerras 1974; Малявкин 1979].

   Точно так же гуннские, сабирские и булгарские имена собственные представляли собой первоначально не конкретные мужские имена собственные, а скорее названия родов, к которым принадлежали носители этих имен [Баскаков 1985: 30].

   Родовое имя давало его носителю особые права и потому тщательно оберегалось и охранялось [Суперанская 1973: 177]. Употребление родового имени как составной части антропонима встречается и в наше время в неофициальной антропонимии (см., например, межулусные именования у бурят, т.е. категории имен, основным компонентом которых является внутрисемейное имя, дополненное названием рода или улуса [Митрошкина 1987: 50].

   В древнем обществе родовое имя в качестве антропонима отражало систему биологических связей внутри- и межпопуляционного характера и имело глубокое философское основание, интегральную социально-биологическую природу эволюции популяций человека. В языке, как одной из социальных систем, отражаются не только "верхние этажи" популяционной иерархии (этнонимы), но и общности более низких рангов [Соколовский 1985: 27].

   В функциональном плане антропоним-родовое имя был чрезвычайно близок к династийному имени, составляющему следующую категорию древнетюркской антропонимии.

[^звездочка]:Звездочка означает восстановленную учеными праформу.