Деепричастия

Категория деепричастий в кумыкском языке представляет собой совокупность объединяемых однородными значениями обстоятельств, в качестве которых выступают действия, или, иными словами, действия, окказионально представляемые в виде разного рода обстоятельств (Гузев 1990, 126). У деепричастий отсутствует агентивное значение (информация о производителе действия). Исследователи тюркских языков справедливо определяют функцию адвербиальных форм глагола как функцию выражения сопутствующего действия (Дмитриев 1948, 185; Щербак 1960, 232; Джанмавов, 5-9). В значениях деепричастий имеются временные значения: передаваемые адвербиальными формами действия соотносятся с тем временным планом, в котором протекает уточняемое действие (см.: Гузев 1990, 126).

Деепричастие с показателем -ып выражает в кумыкском языке семантическую сливаемость, смыкаемость обозначаемого им действия: Алини тюкенге де йиберип, ол аш этмеге гиришди (Абуков) "Отправив Али в магазин, он принялся готовить еду". Ол, ишин ёлдашларына тапшуруп, къыргъа чыкъды (Къ.Шамсутдинов) "Он, поручив работу товарищам, вышел на улицу". В этих примерах четко выделяется семантическая сливаемость действий, обозначенных глагольными формами. Хотя действия и членимы, однако следует подчеркнуть еше раз непрерывность совершения этих действий. Такое значение форма -ып имеет во многих тюркских языках (Иванов 1969, 188; Гузев 1990, 126; Алланазаров, 30 и др.).

Деепричастие с показателем -а, а также аналитическая адвербиальная форма -а туруп, в отличие от предыдущей формы, имеют в своем семантическом потенциале семему, сигнализирующую о том, что действие, выражаемое деепричастием, накладывается на действие основного глагола. Атия, яшны нечик токътатагъанны билмей, гьалекленди (У. Мантаева) "Атия, не зная, как успокоить ребенка, заволновалась". Бираздан уьйге сёйлей, кюлей туруп беш-алты гиши гирди (Керимов) "Через некоторое время, разговаривая и смеясь, в комнату вошли пять-шесть человек".

Однако следует различать обсуждаемые синтетическую и аналитическую формы деепричастий. Анализ функционирования этих форм в строе развернутого предложения показал, что эти формы в некоторой степени характеризуются своеобразными отношениями со спрягаемыми формами глагола. Отличие это состоит в том, что адвербиальная конструкция -а туруп, часто выражает неполноту действия, ко времени которого совершается основное действие, что не свойственно функционально-семантической природе деепричастия с показателем -а.

В свое время еще авторы "Грамматики алтайских языков" справедливо отмечали, что деепричастие -гъынча выражает "предел для действия следующего глагола" (Гр.алт.яз., 182). Такая функциональная характеристика полностью определяет семантическую сущность деепричастия -гъынча в кумыкском языке. Дав къарангы болгъунча узатылды (Керимов) "Битва продолжалась до тех пор, пока не стемнело". Къурдаш къызлар геч болгъунча лакъырлашып турдулар (Къ.Шамсутдинов) "Подруги беседовали допоздна". Рассматриваемая адвербиальная форма выражает в кумыкском языке только финальный предел действия, тогда как в некоторых тюркских языках она может репрезентировать и начальный предел действия, например, в староанатолийско-тюркском языке (Гузев 1990, 128).

Деепричастие с показателем -гъанлы обозначает действие, представляющее собой хронологически исходную точку другого, то есть имеет значение "с тех пор". "Билемисен, мен анамдан тувгъанлы бир яхшылыкъ да гёрмегенмен", – деди ол (И. Керимов) "Знаешь, с тех пор как я родился, я не видел ничего хорошего", – сказал он". Мен телефон сёйлейгенли, пырх-пырх деп кюлеп тургъан экен Запир (И. Ибрагьимов) "Все время, пока я разговаривал по телефону, Закир, оказывается, смеялся". В отличие от формы -гъынча, адвербиальная форма -гъанлы выражает начальный предел действия.

Деепричастие -докъ обозначает действие, со времени совершения которого сразу же начинается действие, выражаемое личной формой глагола (Джанмавов,190). Доктор гелгендокъ, ол туруп, госпитальны бавуна чыкъды ( И. Керимов) "Как только пришёл доктор, он встал и вышел в сад госпиталя". Къыргъа чыкъгъандокъ, арив ийис урунду (И. Керимов) "Как только вышли на улицу, приятно запахло".

Интересно заметить, что в своем сопряженном использовании деепричастие -докъ не употребляется с аспектно-временными формами настоящего-будущего и аналитическими формами настоящего и прошедшего времен, образованными с помощью вспомогательного глагола тур-, который придает основному глаголу семантику длительности и кратности действия. Даже в тех случаях, когда за деепричастием -докъ следуют временные формы, обозначающие длительные действия, они выражают не продолжительные во времени действия, а обычные, многократные действия. Это следует объяснить тем, что адвербиальная форма глагола -докъ с оттенком мгновенности действия требует, чтобы соотносимые с ним глагольные формы имели наименьшую временную квантитативность действия.

Форма с показателем -май имеет в своем значении отрицательную сему, сигнализирующую об отсутствии действия-обстоятельства, что позволяет этому деепричастию передавать узуальный смысл "не совершая чего-либо": Дерт гетерми, тююн таймай юрекден, Шынжырлы бугъав таймай билекден?! (Й. Къазакъ) "Пройдет ли горе до тех пор, пока думы не покинут сердце, До тех пор, пока с рук не падут кандалы?!"

В значении родственной формы -майлы представлены следующие смыслы: 1) "не совершая чего-либо", 2) временной смысл – "прежде чем совершится действие, мыслимое как обстоятельство": Оьлмес, казасын жабардан айырмайлы, участкасына гёз гездирди (М. Хангишиев) "Ольмес, не отрывая своей мотыги от земли, повел глазами по участку". Эр намусун кютмейли, чечебизми белибиз (из народной песни) "До тех пор, пока не выполним долг мужчины, не будем знать покоя" (букв. "не освободим свои пояса").

На наш взгляд, Ю. Д. Джанмавов в поисках эмпирического многообразия значений деепричастных форм кумыкского глагола, а также в поисках сравнения выявленных значений со значениями адвербиальных форм в других тюркских языках, не заметил системообразующие функционально-семантические связи и отношения между отдельными грамматическими формами категории деепричастия. Так, можно было глубже интерпретировать вопрос о значениях предшествования и одновременности, представленных в семантической сущности обстоятельственных форм глагола в кумыкском языке. А.М.Пешковский говорил, что "…если одна и та же форма обозначает и прошедшее и будущее, ясно, что она не обозначает ни того, ни другого" (Пешковский, 126). Думается, что поиски значений одновременности и предшествования в тюркских деепричастиях продиктованы нормами других языков, в частности, русского, где категория вида с неизбежностью вызывает представления о подобных значениях. Не выдерживает критики и смешение обстоятельственных значений с акционсартовыми значениями. Как нам представляется, гораздо вернее и перспективнее изучать в тюркских языках типы соотнесения и отнесения двух действий, осуществляемых на основе связей деепричастных форм с конечными глагольными формами.

Если этот последний глагольный вопрос интерпретировать достаточно глубоко, то выявились бы и функционально-семантические связи деепричастных форм -ып и -а, с одной стороны, и форм с показателями -гъанлы, -гъынча, -докъ, с другой. Первые из них – относимые к другому глаголу формы, вторые – соотносимые с ним. При этом у деепричастий с временным значением наблюдаются очень интересные закономерности их соотнесения с основными глагольными формами: грамматически время деепричастия определяется по отношению ко времени основной глагольной формы (так называемое относительное время), тогда как синтаксически и семантически реальное время основного действия определяется именно обстоятельствами времени, выражаемыми посредством деепричастий. Адвербиальные формы -гъанлы и -гъынча имеют в своём семантическом потенциале сему, сигнализирующую о пределе основного действия, что позволяет этим деепричастным формам соответственно передавать два окказиональных смысла: 1) предел в плоскости прошедшего и 2) предел в плоскости будущего.

В зависимости от потребностей практической познавательной деятельности субъект речи передает действия-состояния либо как нечто целое, нерасчлененное, монолитное, либо как расчленённое, дифференцированное, либо на фоне других действий, либо релятивно и т. д. Изучение деепричастий приводит к выводу, что их значения различаются таксисными компонентами, то есть тем, о какой разновидности связей между действием-обстоятельством и уточняемым действием сигнализирует каждое из них (см. Гузев 1990, 129). Специальное изучение таксисных ситуаций в кумыкском языке дает толчок для дальнейших размышлений над проблемами аспектуальных возможностей кумыкского глагола, поскольку в речи аспектуальные, темпоральные и таксисные значения тесно переплетаются друг с другом, выступая как компоненты комплексного семантического целого.

Таким образом, все изложенное подтверждает следующую точку зрения: с функционально-семантической точки зрения, все именные формы кумыкского глагола на основе однородности значений и общности коммуникативного предназначения объединяются в единую общую категорию номинализации действия, распадающуюся на несколько микрокатегорий. Состав и парадигма этой категории:

имена действия (субстантивные формы) – формы на -макъ, -макълыкъ, -ыв, -ыш (непродуктивная форма); -агъанлыкъ, -гъанлыкъ, -ажакълыкъ;
субстантивно-адъективные формы: -гъан, -агъан, -ар, -ажакъ;
причастия (адъективные формы): -гъан, -агъан, -ар, -ажакъ;
деепричастия (адвербиальные формы): -ып, -а, -гъынча, -гъанлы, -докъ, -май, -майлы.

Состав категории номинализации действия в кумыкском языке увеличивается за счет аналитических форм длительного аспекта, конституируемых аспектуальным показателем тур-.

Сущностной характеристикой именных форм является вторичная репрезентация – репрезентация действия в виде предмета или признака.

Было предложено уточнение категориальной принадлежности ряда глагольных форм кумыкского языка.