Повелительное наклонение

В лингвистической литературе имеются диаметрально противоположные взгляды на место императива в системе языка. Некоторые ученые решительно исключают императив из сферы наклонения, поскольку он, по их наблюдениям, отличается от всех косвенных наклонений как формально, так и в содержательном плане: выполняет не коммуникативную, а апелляционную функцию (см.: Володин и Храковский 1977, 52-53; 1986, 68). Если мы признаем волеизъявление, повеление, приказ модальным значением, то это, по-видимому, должно быть принято в качестве решающего довода в пользу того, что императив есть наклонение. Даже если признать, что императив выполняет апеллятивную функцию, нельзя отрицать того, что для выражения побуждения необходима передача информации, осуществление коммуникации. Следовательно, едва ли правомерно утверждать, что императив не выполняет коммуникативной функции (Гузев 1990, 91).

В описательных грамматиках, а также во многих теоретических исследованиях императив характеризуется как одна из форм категории наклонения – категории, которая, в соответствии с широко распространенной точкой зрения, служит для выражения различных модальных значений. Учитывая состояние вопроса о понятии "модальность" (Панфилов 1971, 186-200; Виноградов 1975, 53-88; Дж.Лайонз, 324-327) представляется целесообразным при выделении наклонений кумыкского глагола следовать сложившимся в тюркологии традициям. Тюркологическая традиция к числу наклонений тюркского глагола относит формы, выражающие непосредственное повеление, приказ.

В лингвистической литературе известны случаи, когда императивная парадигма одного и того же языка имеет несколько альтернативных описаний. В кумыкском языкознании сложилась традиция, согласно которой в парадигму императива не включается форма 1-го лица единственного числа (Дмитриев 1940, 118; Керимов 1967, 11) в силу характера своего значения. А.Т.Базиев же представил кумыкскую императивную парадигму четырехчленной (Базиев, 143-152), как это делают многие тюркологи (см.: Щербак 1981, 44-52). Отсутствие единой точки зрения относительно состава и строения кумыкской императивной парадигмы объясняется прежде всего неодинаковым определением значения императива в исследуемом языке, а также смещением категориальных значений императива и оптатива.

Мы избираем следующий порядок изложения состава кумыкской императивной парадигмы.

Бесспорно императивные формы – формы второго лица единственного и множественного числа, которые безоговорочно включаются в императивную парадигму всеми тюркологами. Их естественно называть центральными (ядерными) или парадигмообразующими. Они наиболее частотны, поскольку отражают типичную с прагматической точки зрения императивную ситуацию. Все остальные формы по отношению к грамматическим формам 2-го лица являются периферийными.

2-е лицо единственного числа в кумыкском языке (как и во многих тюркских языках) представлено нулевой формой, совпадающей с глагольной основой: айт – "скажи", гел – "приходи", бил – "знай". В некоторых тюркских языках 2-е лицо единственного числа оформляется аффиксами, например, в миасском говоре башкирского языка (Азнабаев и Псянчин, 211), в восточном диалекте татарского языка (Бурганова и Махмутова, 63), в диалектах узбекского языка (Боровков 1963, 12) и др. Аффиксальная форма глагола 2-го лица активно употреблялась в древнетюркском языке (ДТС, 100; Кононов 1958, 125, 129) и употребляется в современном якутском языке (Коркина, 150; Гр.совр.як.яз., 320).

Во втором лице множественного числа к основе глагола присоединяются монемы -ыгъыз, -игиз, -угъуз, -югюз. В янгикентском говоре кайтакского диалекта, как и в узбекском языке, 2-е лицо образуется при помощи аффикса -ингнгиз-, -унгнгуз, где -(-и/-у)нг исторически представляет собой аффикс единственного числа вежливой формы, -из – архаичный формант множественного числа (Кононов 1960, 206): барингнгиз "идите", гетингнгиз "уходите", урунгнгуз "бейте". В огузских языках встречается редуцированная форма этого аффикса -ын. В башлыкентском говоре 2-е лицо множественного числа имеет показатель -игиз, -угуз: баригиз "идите", туругуз "встаньте".

3-е лицо образуется при помощи аффикса -сын (ед.ч.), -сын (лар) (мн.ч.): айтсын "пусть скажет", къойсун "пусть оставит", гелсинлер "пускай приходят", гёрсюнлер "пускай видят". О происхождении данного аффикса существуют различные точки зрения (см.: Серебренников и Гаджиева, 215; Баскаков 1975, 102; Кононов 1980, 185).

Повелительное наклонение глагола всегда произносится с ярко выраженной императивной интонацией, которая может варьировать от самого грозного приказа до самой тихой просьбы-мольбы. В отличие от других наклонений интонация является органической частью языковой модальности в системе повелительного наклонения.

Рассмотренные выше формы 2-го и 3-го лица единственного числа выражают побуждение к действию, обращенное к одному лицу, формы же множественного числа выражают побуждение, обращенное к нескольким лицам. Уллубий, юрю шундан таяйыкъ! (М. Ягьияев) "Уллубий, давай уйдем отсюда!" Оланы аявлагъыз! (З. Атаева) "Берегите их!" Ол кимни буса да биревню сюйсюн! Мени унутсун! (З. Атаева) "Пускай он любит другого! Пусть он меня забудет!"

Наряду с нулевой формой во втором лице единственного числа в кумыкском языке, возможно, была представлена и аффиксальная форма императивной парадигмы. Это формы на -гъын и -гъыр, которые в современном языке не без оснований рассматриваются в качестве форм желательного наклонения (Хангишиев 1995, 120). Действительно, обсуждаемые формы употребляются в ограниченном контексте при пожеланиях и ругательствах и репрезентируют такие благожелания и зложелания, которые находятся вне воли говорящего и зависят от объективных условий (Дмитриев 1940, 120-121): узакъ яшагъын "жить бы тебе долгие годы", гёгергин "чтоб тебе посинеть", тувралгъын "чтоб ты был разрублен на куски", оьлгюр "чтоб тебе подохнуть". Однако эмпирический материал свидетельствует о "чисто" императивном значении формы -гъын, не осложненном оттенками оптативности. Токътагъын, мен чи айтарман ону (А.Салаватов) "Подожди, я ведь скажу про то". Токътагъыр сен! "Ты подожди у меня!". Данный показатель зафиксирован и в глагольной форме дегин "скажи": Сонг мен не этдим дегин! (Ш. Альбериев) "А ты спроси, что я сделал потом!" Рассматриваемый показатель является одним из продуктивных элементов императивной парадигмы во многих современных тюркских языках, особенно кыпчакских. Видимо, когда-то эта форма выражения императивности была свойственна и кумыкскому языку.

В форме первого лица значение множественности может выражаться дважды: Танг да къата тура, гелигиз таманайыкълар (А.Салаватов) "Наступает утро, давайте прекратим". Барыбыз да алдына чыгъайыкълар (А.Салаватов) "Давайте все выйдем ему навстречу".

Специфический оттенок значения характеризует форму второго лица единственного числа повелительного наклонения, употребленную в обобщенно-личном значении. Гече геч къайт, эрте къайт башгъа тюгюл (К. Абуков) "Возвращайся ночью, рано или поздно – все равно". Ювур-гъангъа гёре узат аякъларынгны (поговорка) "Протягивай ноги по размеру одеяла". Отрыв действия от его непосредственного производителя и возможность адресовать повеление любому лицу определяет собою широкое употребление форм второго лица единственного числа повелительного наклонения в целом ряде значений, далеких от собственно побуждения (РГ, 624).

Как справедливо отмечает Н. К. Дмитриев, в силу особой экспрессии высказывания ударение во втором лице единственного числа ставится не на аффиксе, а на основе: барыгъыз "идите", гелигиз "приходите" (Дмитриев 1940, 119).

Наряду с интонацией вспомогательным средством, вносящим в значение повелительного наклонения дополнительные, прежде всего усилительные оттенки, являются частицы. Позиция частицы факультативна: по отношению к аффиксу второго лица она может быть препозитивной и постпозитивной. Уллубий, мин чи бу арбагъа! (Ягьияев) "Уллубий, садись-ка на эту арбу". Алчыгъыз! Алчыгъыз! (А.Салаватов) "Берите! Берите!"

Однако частица -чы может и смягчить приказание: Ананг сююнгюр, балам, ал чы къолунга къалам! "Чтобы твоя мать радовалась, дитя мое, возьми же в руки карандаш!"

В системе кумыкского императива представлены и формы многократно-длительного аспекта: Сиз гьалиге бизин къоюп туругъуз! (А.Салаватов) "Вы пока оставьте нас в покое!" Алайса, сен биразгъа шу уьйге гирип тур (А. Къурбанов) "В таком случае, ты ненадолго зайди в эту комнату!"

Бивербальные конструкции, состоящие из деепричастия на -а, -е, -й + отрицательная форма второго лица единственного числа повелительного наклонения типа къалма, къойма, выражают убедительную просьбу как необходимость: гелмей къалма "смотри приходи", айтмай къойма "смотри обязательно скажи", язмай къойма "смотри обязательно напиши" и др.

На наш взгляд, аналитические императивные формы занимают особое место в парадигме функциональных форм кумыкского глагола. Мы не видим никакой принципиальной разницы между синтетическими и аналитическими формами императива. Однако лингвисты очень не любят включать аналитические формы в императивную парадигму (см.: Храковский и Володин, 1986, 30). Хотя здесь без оговорок трудно обойтись. Так, аналитические образования типа къой барсын "пусть идет" вряд ли составляют императивную парадигму. По достаточно компетентному мнению Д.А.Штелинга, такие аналитические образования представляют собой "формулы побуждения" (Штелинг, 269).

Форма первого лица множественного числа образуется при помощи аффикса -айыкъ, -ейик, -йыкъ, -йик, -юкъ, -юк. В семантической сущности данной формы менее выражен приказ, призыв по сравнению с двумя другими формами императивной парадигмы.

Среди некатегориальных значений, выражаемых императивными формами, отметим предостерегательное (превентивное) значение. Оно выражается аналитической конструкцией, состоящей из деепричастия на -п и глагола къой "оставить" во втором лице единственного и множественного числа в отрицательном статусе: айтып къойма "смотри не говори", тюшюрюп къоймасын "смотри, чтобы он не уронил" и др. Бары да халкъ бар ерде айтып къоймасын! (И. Ибрагьимов) "Пусть не говорит при всех людях!" Таким образом, в кумыкском языке представлена специальная (особая) превентивная конструкция, выражающая волеизъявление относительно того, чтобы была проявлена осмотрительность и не было совершено действие, которое, по мнению говорящего, может причинить ущерб либо слушающему, либо говорящему, либо какому-то лицу, не участвующему в речевом акте.

Та же самая конструкция с вопросительным аффиксом -мы выражает значение внезапности, неожиданности случившегося: Бары да халкъ бар ерде айтып къоймасынмы! "Он взял да сказал при всех". Прав А.М.Щербак, когда говорит о том, что содержание формы повелительного наклонения третьего лица часто находится в зависимости от контекста (Щербак 1981, 51). С вопросительным аффиксом, а также в сочетании с препозитивно расположенными вопросительным местоимением и наречием она выражает колебание, нерешительность, невозможность совершения действия: къайдан билсин "откуда ему знать", къайда барайым "куда мне идти" (в значении "мне некуда идти"). Не является ли это вторжением императивных значений в область индикативных? Скорее всего, да.

Способ протекания действия получил выражение в формах как индикатива, так и других наклонений, включая повелительное: айтып къой "скажи", гелип къал "приди", айтып йибер "скажи" и др. Перифрастические образования не универсальны, они охватывают разные по количеству группы глаголов, что сказывается на продуктивности соответствующих типов и в повелительном наклонении (Щербак 1981, 45-46). Усложнение морфологической структуры императива отвечает потребности передачи все более расширяющейся системы экспрессивных оттенков побуждения и повеления.

Существуют устоявшиеся приемы контекстуального выражения характера побуждения. Так, наличие личного местоимения, обращения, особенно оформленного аффиксом принадлежности и т.п., заметно смягчает даже безапеллятивный приказ или требование: Уллубий, мин чи бу атгъа! (М. Ягьияев) "Уллубий, садись-ка на этого коня". Сиз тартынмай ашагъыз чы (А.Салаватов) "Вы, не стесняясь, ешьте-ка".

Осуществление действий в повелительном наклонении можно мыслить в кумыкском языке только после момента речи, ибо особенность побудительной модальности такова, что она предполагает свою реализацию только после момента речи. Однако некоторые тюркологи отмечают разветвленные системы временных форм императива в современных тюркских языках, например, в якутском (Коркина, 139-169), узбекском (Зикриллаев 1983, 91-92) и др. Помимо синтетических императивных форм в названных языках представлены и аналитические формы прошедшего и будущего времени.

В некоторых контекстах волеизъявление в адрес третьего лица может выражаться непосредственно, без обращения к посреднику: Ялласын дагъы, алышдырма ярамаймы? (И. Керимов) "Ну и пусть горит, разве нельзя менять?" Мурадыгъызгъа етишмеге насип болсун! (З. Атаева) "Дай счастья достигнуть (вам) своей цели".

Употреблению форм повелительного наклонения может препятствовать несовместимость лексического значения глагола со значением побуждения. Например, избегается употребление форм императива от глаголов, называющих такие действия, которые исходят от неодушевленных предметов: акъма "течь", оьсме "расти", чечек ачма "цвести", бюрленме "распускать почки" и др. В прямом значении побуждения не употребляются формы повелительного наклонения от безличных глаголов: ярыкъ ачма "рассветать", къаш къаралма "вечереть", сувукъ сындырма "знобить" и т.п.

Блок некатегориальных значений императива характеризуется разнообразными эмоционально-экспрессивными оттенками значения. "Кроме особенностей морфологического строя, повелительное наклонение отличается экспрессивностью, эффективностью своих грамматических значений" (Виноградов 1947, 596). Это особенно ярко проявляется в тех случаях, когда формы повелительного наклонения выступают как функционально-семантические синонимы временных форм изъявительного наклонения.

Отрицательно-вопросительная форма третьего лица единственного числа выражает прошедшее действие с оттенком неожиданности, осложненное эмоциональным значением удивления говорящего по поводу данного действия. Шо вакъти классгъа директор гирип гелмесми?! (З. Атаева) "В это время в класс заходит директор?!". Внезапное совершение действия в прошлом отрицательно-вопросительная форма императива выражает и в татарском языке (Тумашева 1986, 104).

Форма повелительного наклонения может использоваться при выражении ирреального условия. Условно-уступительный императив употребляется в придаточных предложениях, где служит для экспрессивного выражения оптимального условия осуществления действия или уступки, главная же часть предложения констатирует несоответствие фактического следствия закономерному, предполагаемому. Например: Огъар айт, айтма, пайда ёкъ (А.Салватов) "Ему говори, не говори, все равно пользы нет". В этом случае уступительное значение конструкции экспрессивно осложняется альтернативой, конкретизируется в значении бесполезности усилий. Легко возможна трансформация рассматриваемого предложения в сложноподчиненное с придаточной уступительной частью: Огъар айтсанг да, айтмасанг да, пайда ёкъ "Ему если даже скажешь или не скажешь, все равно пользы нет".

В комплекс некатегориальных значений кумыкского императива входит предложение говорящего совершить то или иное действие. В разговорной речи такое предложение приобретает намеренно провокационный характер с целью подчеркнуть невозможность или трудность выполнения действия. Таким образом формируется стилистически маркированное значение формы, которое реализуется в определенном контексте и с помощью особой интонации: Бола бусанг, ал (М. Ягьияев) "Если можешь, возьми". Къоркъмай бусанг, тийип къара (И. Ибрагьимов) "Если не боишься, попробуй потрогай".

В разговорной речи одно и то же высказывание в зависимости от контекста и интонации может иметь противоположные значения. Вследствие этого императив, по внешней форме выражающий побуждение к совершению действия, на самом деле содержит побуждение к несовершению его: Тий! Тийип къара! (И. Ибрагьимов) "Трогай! Попробуй трогать!" Айтып къара! (М. Ягьияев) "Попробуй скажи!"

Разговорный императив часто используется для выражения недоброго пожелания. Сфера его функционирования ограничена довольно узким кругом традиционных сочетаний типа Лагь бол! Тас бол! Ёкъ бол "Исчезни!"

Таким образом, формальное своеобразие императива, очевидно, детерминируется его функциональным своеобразием. Императив – единственная форма глагола, которая в своем прямом значении (как и вокатив в сфере имени) выполняет специфическую апеллятивную функцию, не свойственную остальным глагольным и именным формам. Формой императива говорящий призывает собеседника выполнить действие, выраженное глаголом. "Сила" императивной актуализации по-разному представлена в системе финитных форм кумыкского глагола. Содержательно "самыми императивными" являются формы, которые обозначают, что слушающий одновременно является и исполнителем действия, относительно которого выражает волеизъявление говорящий (формы второго лица); менее императивными являются формы, которые обозначают, что исполнителем действия является не только слушающий, но и говорящий (формы совместного действия); "еще менее императивными" являются формы, которые обозначают, что и говорящий, и слушающий, и исполнитель являются разными лицами (формы третьего лица); наконец, "наименее императивной" является форма, которая обозначает, что исполнителем является сам говорящий (формы первого лица единственного числа). Таким образом, конструктивным элементом семантической организации кумыкского императива является градуальная оппозиция, конституирующаяся по признаку категоричности волеизъявления.

В разговорной речи императив более активен, чем в других функциональных стилях, поскольку функция волеизъявления наиболее актуальна именно при живом общении людей в повседневной жизни. В то же время разговорный императив широко используется и для выражения "иных" значений. Это обусловлено тем, что при употреблении той или иной формы глагола в несобственном значении в какой-то степени сохраняется и категориальное значение. В результате создается синтез, позволяющий выражать множество дополнительных смыслов, разнообразные нюансы личного отношения к высказываемому.